![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
sudenkoВ августе прошлого года преподаватель из Краматорска, кандидат наук Сергей Гаков и двое его товарищей были захвачены боевиками ДНР. Увидев на телеэкране фотографию Лунева, Гаков понял, что ради этого человека устраивалась издевательская инсценировка обмена пленными.
Свою историю Сергей Гаков рассказал Радио Свобода...
– 18 августа нас перевели в снежнянский ИВС. Тогда активные боевые действия на Саур-Могиле закончились, был большой отвод 30-й бригады. В Саур-Могиле много попало в плен из этой бригады, они не могли разместить людей, потому что нас было в помещении три на четыре метра 14 человек. То есть меньше, чем один квадратный метр на человека. При этом в туалет мы ходили там же, в бутылки, в банки какие-то. Нас выпускали не больше чем минут на пять на улицу в туалет. Потом нас перевели в ИВС. На следующий день пришел человек, который мне дал с женой поговорить и сказал: все, ребята, вам повезло, вы едете на обмен, готовьтесь. К нам еще привели двух военных, которых мы прекрасно знали, потому что вместе находились в одной камере. Говорили, что всё, вы уже дома. Все были воодушевлены. После этого нас погрузили в микроавтобус и постоянно повторяли, что если что-то сорвется – это будет проблема украинской стороны. Проехали до выезда из Тореза, километров 15, я знаю карту боевых действий, она не сильно изменилась, и понял, что там просто обмен не мог произойти, нас куда-то не туда везут. Завернули в расширитель в сторону посадки, через несколько минут подъехал Андрей Лунев. Когда он начал подъезжать, нам приказали опустить головы и не выглядывать из машины, чтобы мы не видели, в чем он и как приехал. Я краем глаза увидел, что выходит человек в камуфляже, в фуражечке цилиндрической с козырьком тоже камуфляжной. Он им сказал: "Я сейчас переоденусь, и мы начнем съемку, но вы их подготовьте". Их главный, по-моему, кличка 017, начал проводить разъяснительную беседу. Другие играли оружием, затворами клацали, было психологическое такое давление, что мы должны все правильно говорить, в любом случае нас, гражданских, сейчас прикончат, потому что мы не интересны никому, а у украинской стороны начинает срываться обмен. Но пока репортаж будет сниматься, мы должны себя хорошо вести, и тогда, возможно, если обмен состоится, мы уйдем домой живыми и нетронутыми. То выводили, то не выводили, на колени хотели ставить, моральное давление. Потом заглянул к нам этот репортер. Он был совершенно несуразно одет. Я точно не помню, какие у него были часы, но мой товарищ – мастер-часовщик, он определил, что часы дорогие. Футболка у него была той же марки. Был он в шортах, длинных таких бриджах, в шлепанцах и в разных носках. Я сразу запомнил очки в роговой оправе. На репортера он был не похож, какой-то гражданский человек, который наспех переоделся, скинул китель, надел шорты и пошел к нам. При этом они постоянно говорили громко, нарочито, что с украинской стороны срывается обмен, ничего не будет. Хотя потом, как мне рассказала моя жена, они сами отменили этот обмен: связались с представителями СБУ и сказали, что обмена не будет по каким-то надуманным причинам. Нас использовали как репортажный реквизит, героев какого-то постановочного цикла. Вывели военных, Лунев сказал, что гражданские его не интересуют. Была подготовительная беседа с солдатами, что они сейчас позвонят своим близким и расскажут на камеру, что обмен сорвался по вине украинцев и что родственники должны обратиться к президенту, в СБУ, по всем возможным инстанциям и говорить, что вы не поддерживаете украинских военных, никому они не нужны, они просто мясо и подобные вещи. Потом он дал позвонить. Сначала позвонил молодой спецназовец, 19-летний парень Максим, он достаточно сумбурно, очень нервно с мамой говорил. Остановили. Лунев еще раз сказал: мне нужно, чтобы ты говорил четко и ясно на камеру. Когда шел разговор не в ту степь, он обрывал, снова объяснял, что нужно говорить. Потом дали второму поговорить, он житель Житомира, он достаточно быстро говорил со своей женой. Им было непонятно это все, постоянно обрывали его – "хватит, никто не понимает твою телячью мову, это мне неинтересно". Он пытался на русском, но видно, жена не могла перестроиться. Большое было впечатление для бойцов, они упали духом. После этого, когда нас назад везли, солдатам сказали: это из-за этих двоих сорвался обмен, это гражданские укропские предатели, никому не нужное мясо, пристрелите их. У командира был пистолет ПМ на браслете: "Возьми, пристрели, я тебе тортик куплю. Один, двое, нам все равно, сколько их будет, чем меньше, тем лучше". Они и мне предлагали. Один из командиров, когда нас взяли, предлагал: давай, кого-нибудь пристрели, кто кого застрелит, того мы и отпустим. Давал в руки какое-то оружие. Мы на это не пошли, и солдаты на это не пошли. А Лунев с камерой стоял, снимал, хихикал. Совсем было жуткое зрелище. Я это запомнил на всю жизнь, как с безоружными ведут себя люди вооруженные и беспринципные. Нас отвезли назад, подгоняя автоматами, завели в камеры. Потом был большой съемочный вечер. Они раненых снимали. У нас был парень, раненный в ногу, они заставляли его выйти, рассказать. Работали активно с другими, но только с молодыми. Я заметил, что их интересовали 20-летние ребята, либо раненые, либо подавленные, которых предварительно прорабатывали и потом снимали...
– Сколько раз он у вас появлялся в тюрьме?
– Я его не видел, но голос слышал еще один раз. Ребята рассказывали, что он постоянно в тюрьме делал репортажи с допросов. Эти с оружием для него позировали, он их снимал, они передавали приветы родственникам, а он отсылал. "Привет моей семье. Ты отошлешь?" – "Хорошо, я отошлю". Они еще долго обсуждали – в маске они будут, без маски. Потом главный говорит: а чего мне бояться, я на твоих роликах постоянно, поэтому я не боюсь.
– Многие считают, что если бы не было пропаганды российских телеканалов, то никакой бы войны в Донбассе не было. Согласитесь?
– Я соглашусь, но не могу назвать это пропагандой. Пропаганда в классическом смысле другая. Потому что здесь откровенная ложь снимается – это постановочные ролики, видеоряд, который просто заставляет ненавидеть, это явно не журналистика. На журналиста Лунев тогда не был похож. Сейчас, когда он с камерой и более-менее официально аккредитован, возможно, он и по документам проходит журналистом, но на тот момент я думал, что он один из их же товарищей, который просто умеет пользоваться камерой.
– Он ведь сам из Донбасса, он не приехал из России.
– Когда мне сказали, что он дончанин, я был очень удивлен. Надеюсь, что на него, не знаю, по какой статье, заведут уголовное дело. Я не хочу видеть его на нашей земле, потому что он очень много горя принес тем семьям, которым заставлял звонить. Не знаю, участвовал ли он в избиениях солдат, но думаю, что присутствовал при этом. По крайней мере, пособничество и покрывательство этих всех дел. Плюс он работает на врага однозначно. Даже не на того конкретного врага, а на внутреннего врага бесчеловечного, который в каждом из нас, и этот враг выходит благодаря таким роликам.".
Радио Свобода
